тебя что-то возвращает к жизни, а потом оно же тебя и убьет
а я предсказывала будущее когда-то
01.02.2011 в 08:40
Пишет Ave Vagina:Подарок №1
Название: Бебе, которая любила Венди; Венди, которая любила Картмана; Картман, который не любил никого
Пейринг: Бебе/Венди, Картман/Венди
Жанр: romance+angst+drama+немного hurt/comfort
Размещение: с моего разрешения
Дисклеймер: а им не жалко, они сами там слэш пишут
Предупреждения: гет, вероятно, где-то лексика, и снова - гет, и снова - любовь к гету, и снова - да, они там правда как мальчик с девочкой, и снова - слэша там не будет
От автора: имеет место быть сумбурность, присущая подобным выплескам эмоций и которую я всячески пыталась взять под контроль. простите меня, если придется дольше вчитываться, пытаться понять, и если разочаруетесь, тоже, пожалуйста, простите.
F5
Температура держалась около нуля.
Южный Парк, который и без того не был очень уж многолюден, в эти выходные словно вымер или затаился, набирая силы для прыжка в новую неделю. По снежно-белым улицам, уже начинающим подтаивать, расхаживали крупные черные вороны, изредка проезжали сонные 'гибриды', да шла одна Венди Тестабургер. Даже из гетто не слышалось ни криков, ни музыки, ни смеха, только тихо блевал кто-то в переулке.
Венди выглядела усталой и больной, и шла она, пошатываясь - после выпитой вчера горсти снотворного и промывания желудка она чувствовала себя как-то необычно, но не плохо. Ей даже удалось выспаться - ну, когда снотворное начало действовать по прямому назначению. Когда ее еще не выворачивало наизнанку. Ей приходилось сейчас с большим трудом превозмогать неприятную дрожь в коленках и при всем этом следить, чтобы ноги не разъехались на скользком снегу - неудивительно, что она не замечала ничего вокруг. На ее волосах так и болталась - не повязка - поясок от шелкового халата, чтобы волосы не лезли в лицо, когда она склонялась над унитазом.
Ветер, трепавший ее нечесаные волосы, был теплым и пах весной. Венди вскинула голову, принюхалась и слабо улыбнулась - сухими губами с трещинами в уголках - и тут же поморщилась от боли, а одна из трещинок начала кровить.
- Вот блядь, - с досадой прошептала она, и одна из ворон над ее головой каркнула в знак согласия.
Из-за чего же все это было?
Ах да... Венди подняла голову, увидев на своих руках желтоватый отсвет, и посмотрела на солнце, пробивающееся сквозь пелену облаков... Все начиналось с Картмана. Точнее, с не-Картмана. С отсутствия Картмана.
Небо было как на библейских фресках - будто где-то там, за облаками, разгорается желтый с розовым огонь, и души всех умерших в эту ночь прыгнут в него и очистятся, а Венди не дано познать сладость отпущения грехов и вечного рая - в эту ночь в нее влили три литра воды с марганцовкой, и если что и очистилось, так это ее желудок. В этом стоит винить уже, пожалуй, не Картмана. В этом стоит винить Бебе.
Пожар на небесах потух, затянулся полосами дыма из фабричных труб - наверное, не так уж много людей умерли сегодня в Колорадо.
Так что же не так с Картманом?
Пожалуй, она его любила.
И это было самое худшее.
Но куда чаще она навещала Бебе. Бебе, выросшую в прекрасную молодую женщину с гривой светлых волос и вечно печальным взглядом темно-голубых глаз. Просыпалась с ней в одной постели она тоже куда чаще, чем с Картманом. И слышала от нее - слышала нежности, признания в любви, тихий серебристый смех по ту сторону век - гораздо, гораздо чаще.
И, о боже, как же это трудно - оставить ради неизведанного...
Поставить на карту все, что у нее было, это хрупкое голубоглазое счастье, ради человека, о котором знаешь только, что он бессердечный манипулятор - наверное, только в кино такое заканчивается хорошо.
Венди была не в кино.
Венди брела по рыхлому снегу, утопая в нем почти по колено, и ее губы были в крови, будто всю ночь ее били или целовали, руки дрожали, и ноги дрожали, и дрожало все внутри от отходняка, от холода, от боли.
- Ты вообще хоть кого-нибудь любишь? - кричала она, больше всего боясь, что ее голос сорвется от слез.
Он повернулся к ней, совершенно спокойный:
- Я же говорю, что люблю тебя. - Глаза - холодные и безжалостные, цвета крепкого чая, и, хоть убей, ни капли любви ни в тоне, ни во взгляде, ни в действиях. Ни в чем. - Ты что, мне не веришь?
- Я же вижу, что ты не любишь, - Венди держалась из последних сил, но после этих слов из-под длинных ресниц полились горячие и горькие слезы, полились, не желая останавливаться, и она схватилась за столик, чтобы не упасть.
- Что ты тут тогда делаешь, если не веришь мне? Иди, делай что хочешь, все дороги для тебя открыты.
Венди никуда не пошла. Венди осталась, и задремала, свернувшись в клубочек на краю дивана, а, когда открыла глаза, увидела, что так и лежит в этой неудобной позе, а постель Картмана - разобрана и смята, а его самого - нет и в помине. Конечно же, любишь, жизнь моя. Конечно, любишь, мое проклятие.
Бебе все видела. Бебе все понимала. Иногда она приходила к ней на ночь и оставалась, иногда просто выслушивала ее, иногда - сцеловывала слезы с высоких скул, утешая, а часто - не ограничивалась одними только скулами. Бебе старалась как могла, укачивала ее, как ребенка, отогревала у сердца, но окончательно эта боль, засевшая внутри Венди, как длинная острая игла, могла умереть только вместе с ней самой.
И поэтому, именно поэтому Венди однажды зашла к Твику по какому-то пустячному поводу и, пока он суетился и готовил кофе, отлучилась в его ванную, где уменьшила запас сильнодействующего снотворного ровно вполовину; поэтому, когда Картман запретил ей говорить о своих страхах и подозрениях, пообещал уйти, если она еще хоть раз заговорит о плохом - неплохой пример того, насколько открыто он ею манипулировал, не правда ли? - она покивала головой и ушла домой, а дома ее ждали семь пропущенных вызовов от Бебе и полпачки таблеток.
Жаль, что она не додумалась ответить хоть на один из семи и солгать ей, как лгала уже давным-давно всем окружающим - да, все хорошо, да, в порядке, да, я ложусь спать, - и ее голубоглазое счастье приехало само, и безжалостно вливало в нее мерзотную смесь, и держало ей волосы, пока Венди не повязала их пояском, - зеленовато-серебристой лентой, скользящей сейчас с каждым шагом по спине.
Дверь дома Картмана была не заперта, и это было очень хорошо - она не взяла ключей. Она не взяла ничего, кроме этого дурацкого пояска, да накинула пальто поверх комбинации, да влезла в уже бессмысленные, промокшие насквозь сапоги. Венди подошла к приоткрытой двери, толкнула ее и зашла внутрь.
- Эрик, - тихо позвала она, ступая босыми мокрыми ногами по холодному гладкому полу. Двери всех комнат были приоткрыты, но в коридоре был полумрак. Венди казалась привидением среди всего этого - привидением маленькой девочки, убитой во сне. Что ж, где-то наполовину это можно было считать верным. - Эрик?
Она зашла в его кабинет, постояла немного, вдыхая застывший между стен, как мошка в янтаре, табачный запах с ноткой его одеколона, подошла к окну - небо за ним понемногу очищалось, словно тоже ожидало весну, и если костер для грешников там когда-то и таился, он давно потух, а весенний ветер развеял пепел - и ею внезапно овладело безумное желание жить. Жить, и не так уж важно, с кем, жить и быть счастливой даже от того, что несчастна - главное, жить и не прекращать свое бытие ни на секунду, и ни секунды от него не отнимать.
- Венди?
Она обернулась. В дверном проеме, омываемая лучами дневного света, стояла Бебе. Даже старый голубой халатик Лиэн она накинула на плечи так, будто куталась в редчайшие меха; даже в нем она была до боли, до ослепления прекрасна, и Венди неожиданно почувствовала раздражение. Все было слишком сложно и запутанно в ее жизни, и Бебе просто не имела права быть такой красивой.
- Ты вернулась к нему. - Это был не вопрос.
Венди кивнула.
- Да. Я не знаю, вернется ли он ко мне, но я буду ждать.
- А что делать мне?
Венди обернулась и посмотрела на нее большими темными глазами. За ночь она будто повзрослела на несколько лет.
- Живи, Би. Ты спасла жизнь мне, теперь живи своей жизнью.
- И это все, что ты можешь мне сказать? - Бебе выпрямилась, развернулась на каблуках и вылетела из комнаты, хлопнув входной дверью так сильно, что это было слышно даже через поглощающую все звуки тишину пустого дома.
Венди осталась стоять у окна, опустив голову. Она не подняла ее даже тогда, когда за ее спиной снова мягко скрипнула дверь и кто-то подошел сзади.
- Эрик.
Картман коснулся выбившейся из-под ленты темной пряди, отвел ее с голой беззащитной шеи, потом убрал руку.
- Эрик, прости, я...
- Успокойся, - рука снова легла ей на шею, едва ощутимо сжала. - Успокойся. Все в порядке.
Все больше никогда не будет в порядке, подумала Венди. Все настолько изменилось, стронулось с места, что она с радостью вернула бы ту ночь, когда заснула и проснулась в одиночестве.
- Ты меня все еще любишь?
- Люблю. Успокойся наконец, - он начал рассеянно перебирать ее волосы. - Ты что там вообще выдумала? Травиться она решила тут... я бы плакал, если бы это не было так смешно.
- Но все же не в порядке, Эрик. Разве это нормально?
- Все нормально, и давай не будем больше об этом.
- Это настолько же похоже на нормальные отношения, как я - на ламантина.
- Венди, если тебе что-то не нравится, ты можешь идти куда хочешь. Я не хочу делать тебя несчастной.
Но делаешь, билось у нее в мозгу, приливало к запылавшим щекам вместе с кровью.
- Ты же знаешь, что я никуда не уйду.
- Вот и хорошо. - Он сжал ее ладонь, робко коснувшуюся его руки, затем отпустил и пошел к выходу. - Ложись лучше поспи.
- Ты полежишь со мной?
- Я не хочу сейчас спать. У меня ночь была куда более спокойной.
- Хорошо, тогда придешь, когда захочешь?
Он задержался в дверях, скользнул по ней взглядом.
- Ладно, приду.
Венди лежала, свернувшись в клубочек на кожаном диване, и сонно размышляла, что диван этот скоро станет ей куда ближе, чем его владелец. Спят они вместе, во всяком случае, куда чаще. Она устала копаться в путанице своих мыслей, метаться между любовью и покоем, стремлением жить и безумным желанием поскорей прекратить все эти страдания, и решила просто забыть об этом - хотя бы до завтрашнего утра. И действительно, вскоре боль ушла и забылась, и только ныли кровоточащие уголки ее губ.
Она уже задремала было, когда ощутила, как сильные руки поднимают ее, переносят на просторную кровать и бережно укутывают одеялом. Из последних сил напрягая слух, она ждала, не скрипнет ли кровать рядом и не обнимут ли ее эти руки, но не дождалась и приоткрыла глаза - Картман сидел за столом и что-то писал, сосредоточенно хмурясь. Венди снова закрыла глаза, и последней мыслью, тут же ускользнувшей в клубок ее хаотичных мыслей, была: пусть хоть так. Наверное, со временем все будет хоть немного лучше. Наверное, со временем все будет в порядке.
URL записиНазвание: Бебе, которая любила Венди; Венди, которая любила Картмана; Картман, который не любил никого
Пейринг: Бебе/Венди, Картман/Венди
Жанр: romance+angst+drama+немного hurt/comfort
Размещение: с моего разрешения
Дисклеймер: а им не жалко, они сами там слэш пишут
Предупреждения: гет, вероятно, где-то лексика, и снова - гет, и снова - любовь к гету, и снова - да, они там правда как мальчик с девочкой, и снова - слэша там не будет
От автора: имеет место быть сумбурность, присущая подобным выплескам эмоций и которую я всячески пыталась взять под контроль. простите меня, если придется дольше вчитываться, пытаться понять, и если разочаруетесь, тоже, пожалуйста, простите.
F5
Тогда Он коснулся глаз их и сказал: по вере вашей да будет вам.
Мф. 9, 29
Мф. 9, 29
Температура держалась около нуля.
Южный Парк, который и без того не был очень уж многолюден, в эти выходные словно вымер или затаился, набирая силы для прыжка в новую неделю. По снежно-белым улицам, уже начинающим подтаивать, расхаживали крупные черные вороны, изредка проезжали сонные 'гибриды', да шла одна Венди Тестабургер. Даже из гетто не слышалось ни криков, ни музыки, ни смеха, только тихо блевал кто-то в переулке.
Венди выглядела усталой и больной, и шла она, пошатываясь - после выпитой вчера горсти снотворного и промывания желудка она чувствовала себя как-то необычно, но не плохо. Ей даже удалось выспаться - ну, когда снотворное начало действовать по прямому назначению. Когда ее еще не выворачивало наизнанку. Ей приходилось сейчас с большим трудом превозмогать неприятную дрожь в коленках и при всем этом следить, чтобы ноги не разъехались на скользком снегу - неудивительно, что она не замечала ничего вокруг. На ее волосах так и болталась - не повязка - поясок от шелкового халата, чтобы волосы не лезли в лицо, когда она склонялась над унитазом.
Ветер, трепавший ее нечесаные волосы, был теплым и пах весной. Венди вскинула голову, принюхалась и слабо улыбнулась - сухими губами с трещинами в уголках - и тут же поморщилась от боли, а одна из трещинок начала кровить.
- Вот блядь, - с досадой прошептала она, и одна из ворон над ее головой каркнула в знак согласия.
Из-за чего же все это было?
Ах да... Венди подняла голову, увидев на своих руках желтоватый отсвет, и посмотрела на солнце, пробивающееся сквозь пелену облаков... Все начиналось с Картмана. Точнее, с не-Картмана. С отсутствия Картмана.
Небо было как на библейских фресках - будто где-то там, за облаками, разгорается желтый с розовым огонь, и души всех умерших в эту ночь прыгнут в него и очистятся, а Венди не дано познать сладость отпущения грехов и вечного рая - в эту ночь в нее влили три литра воды с марганцовкой, и если что и очистилось, так это ее желудок. В этом стоит винить уже, пожалуй, не Картмана. В этом стоит винить Бебе.
Пожар на небесах потух, затянулся полосами дыма из фабричных труб - наверное, не так уж много людей умерли сегодня в Колорадо.
Так что же не так с Картманом?
Пожалуй, она его любила.
И это было самое худшее.
Но куда чаще она навещала Бебе. Бебе, выросшую в прекрасную молодую женщину с гривой светлых волос и вечно печальным взглядом темно-голубых глаз. Просыпалась с ней в одной постели она тоже куда чаще, чем с Картманом. И слышала от нее - слышала нежности, признания в любви, тихий серебристый смех по ту сторону век - гораздо, гораздо чаще.
И, о боже, как же это трудно - оставить ради неизведанного...
Поставить на карту все, что у нее было, это хрупкое голубоглазое счастье, ради человека, о котором знаешь только, что он бессердечный манипулятор - наверное, только в кино такое заканчивается хорошо.
Венди была не в кино.
Венди брела по рыхлому снегу, утопая в нем почти по колено, и ее губы были в крови, будто всю ночь ее били или целовали, руки дрожали, и ноги дрожали, и дрожало все внутри от отходняка, от холода, от боли.
- Ты вообще хоть кого-нибудь любишь? - кричала она, больше всего боясь, что ее голос сорвется от слез.
Он повернулся к ней, совершенно спокойный:
- Я же говорю, что люблю тебя. - Глаза - холодные и безжалостные, цвета крепкого чая, и, хоть убей, ни капли любви ни в тоне, ни во взгляде, ни в действиях. Ни в чем. - Ты что, мне не веришь?
- Я же вижу, что ты не любишь, - Венди держалась из последних сил, но после этих слов из-под длинных ресниц полились горячие и горькие слезы, полились, не желая останавливаться, и она схватилась за столик, чтобы не упасть.
- Что ты тут тогда делаешь, если не веришь мне? Иди, делай что хочешь, все дороги для тебя открыты.
Венди никуда не пошла. Венди осталась, и задремала, свернувшись в клубочек на краю дивана, а, когда открыла глаза, увидела, что так и лежит в этой неудобной позе, а постель Картмана - разобрана и смята, а его самого - нет и в помине. Конечно же, любишь, жизнь моя. Конечно, любишь, мое проклятие.
Бебе все видела. Бебе все понимала. Иногда она приходила к ней на ночь и оставалась, иногда просто выслушивала ее, иногда - сцеловывала слезы с высоких скул, утешая, а часто - не ограничивалась одними только скулами. Бебе старалась как могла, укачивала ее, как ребенка, отогревала у сердца, но окончательно эта боль, засевшая внутри Венди, как длинная острая игла, могла умереть только вместе с ней самой.
И поэтому, именно поэтому Венди однажды зашла к Твику по какому-то пустячному поводу и, пока он суетился и готовил кофе, отлучилась в его ванную, где уменьшила запас сильнодействующего снотворного ровно вполовину; поэтому, когда Картман запретил ей говорить о своих страхах и подозрениях, пообещал уйти, если она еще хоть раз заговорит о плохом - неплохой пример того, насколько открыто он ею манипулировал, не правда ли? - она покивала головой и ушла домой, а дома ее ждали семь пропущенных вызовов от Бебе и полпачки таблеток.
Жаль, что она не додумалась ответить хоть на один из семи и солгать ей, как лгала уже давным-давно всем окружающим - да, все хорошо, да, в порядке, да, я ложусь спать, - и ее голубоглазое счастье приехало само, и безжалостно вливало в нее мерзотную смесь, и держало ей волосы, пока Венди не повязала их пояском, - зеленовато-серебристой лентой, скользящей сейчас с каждым шагом по спине.
Дверь дома Картмана была не заперта, и это было очень хорошо - она не взяла ключей. Она не взяла ничего, кроме этого дурацкого пояска, да накинула пальто поверх комбинации, да влезла в уже бессмысленные, промокшие насквозь сапоги. Венди подошла к приоткрытой двери, толкнула ее и зашла внутрь.
- Эрик, - тихо позвала она, ступая босыми мокрыми ногами по холодному гладкому полу. Двери всех комнат были приоткрыты, но в коридоре был полумрак. Венди казалась привидением среди всего этого - привидением маленькой девочки, убитой во сне. Что ж, где-то наполовину это можно было считать верным. - Эрик?
Она зашла в его кабинет, постояла немного, вдыхая застывший между стен, как мошка в янтаре, табачный запах с ноткой его одеколона, подошла к окну - небо за ним понемногу очищалось, словно тоже ожидало весну, и если костер для грешников там когда-то и таился, он давно потух, а весенний ветер развеял пепел - и ею внезапно овладело безумное желание жить. Жить, и не так уж важно, с кем, жить и быть счастливой даже от того, что несчастна - главное, жить и не прекращать свое бытие ни на секунду, и ни секунды от него не отнимать.
- Венди?
Она обернулась. В дверном проеме, омываемая лучами дневного света, стояла Бебе. Даже старый голубой халатик Лиэн она накинула на плечи так, будто куталась в редчайшие меха; даже в нем она была до боли, до ослепления прекрасна, и Венди неожиданно почувствовала раздражение. Все было слишком сложно и запутанно в ее жизни, и Бебе просто не имела права быть такой красивой.
- Ты вернулась к нему. - Это был не вопрос.
Венди кивнула.
- Да. Я не знаю, вернется ли он ко мне, но я буду ждать.
- А что делать мне?
Венди обернулась и посмотрела на нее большими темными глазами. За ночь она будто повзрослела на несколько лет.
- Живи, Би. Ты спасла жизнь мне, теперь живи своей жизнью.
- И это все, что ты можешь мне сказать? - Бебе выпрямилась, развернулась на каблуках и вылетела из комнаты, хлопнув входной дверью так сильно, что это было слышно даже через поглощающую все звуки тишину пустого дома.
Венди осталась стоять у окна, опустив голову. Она не подняла ее даже тогда, когда за ее спиной снова мягко скрипнула дверь и кто-то подошел сзади.
- Эрик.
Картман коснулся выбившейся из-под ленты темной пряди, отвел ее с голой беззащитной шеи, потом убрал руку.
- Эрик, прости, я...
- Успокойся, - рука снова легла ей на шею, едва ощутимо сжала. - Успокойся. Все в порядке.
Все больше никогда не будет в порядке, подумала Венди. Все настолько изменилось, стронулось с места, что она с радостью вернула бы ту ночь, когда заснула и проснулась в одиночестве.
- Ты меня все еще любишь?
- Люблю. Успокойся наконец, - он начал рассеянно перебирать ее волосы. - Ты что там вообще выдумала? Травиться она решила тут... я бы плакал, если бы это не было так смешно.
- Но все же не в порядке, Эрик. Разве это нормально?
- Все нормально, и давай не будем больше об этом.
- Это настолько же похоже на нормальные отношения, как я - на ламантина.
- Венди, если тебе что-то не нравится, ты можешь идти куда хочешь. Я не хочу делать тебя несчастной.
Но делаешь, билось у нее в мозгу, приливало к запылавшим щекам вместе с кровью.
- Ты же знаешь, что я никуда не уйду.
- Вот и хорошо. - Он сжал ее ладонь, робко коснувшуюся его руки, затем отпустил и пошел к выходу. - Ложись лучше поспи.
- Ты полежишь со мной?
- Я не хочу сейчас спать. У меня ночь была куда более спокойной.
- Хорошо, тогда придешь, когда захочешь?
Он задержался в дверях, скользнул по ней взглядом.
- Ладно, приду.
Венди лежала, свернувшись в клубочек на кожаном диване, и сонно размышляла, что диван этот скоро станет ей куда ближе, чем его владелец. Спят они вместе, во всяком случае, куда чаще. Она устала копаться в путанице своих мыслей, метаться между любовью и покоем, стремлением жить и безумным желанием поскорей прекратить все эти страдания, и решила просто забыть об этом - хотя бы до завтрашнего утра. И действительно, вскоре боль ушла и забылась, и только ныли кровоточащие уголки ее губ.
Она уже задремала было, когда ощутила, как сильные руки поднимают ее, переносят на просторную кровать и бережно укутывают одеялом. Из последних сил напрягая слух, она ждала, не скрипнет ли кровать рядом и не обнимут ли ее эти руки, но не дождалась и приоткрыла глаза - Картман сидел за столом и что-то писал, сосредоточенно хмурясь. Венди снова закрыла глаза, и последней мыслью, тут же ускользнувшей в клубок ее хаотичных мыслей, была: пусть хоть так. Наверное, со временем все будет хоть немного лучше. Наверное, со временем все будет в порядке.
-
-
04.04.2015 в 13:36Говорила тогда, и повторюсь сейчас: сильно, цепляет за живое, грустно и безнадежно.
-
-
29.02.2024 в 07:27Посетите также мою страничку
hospital.tula-zdrav.ru/question/think-your-%d0%... перевод денег из россии в европу
33490-+